Чародей в ярости [ = Чародей разбушевался ] - Кристофер Сташеф

Саймон выпрямился, сидя, серьезный и внимательный.

— Да, — кивнул он. — Куда легче сдержать свою вспыльчивость с теми, кого ты видишь нечасто, ибо ты можешь уйти домой, закрыть за собой дверь и забыть о них.

Лицо его расплылось в мягкой улыбке.

— Помни всегда, что те, кого ты любишь, тоже люди, и заслуживают такого же уважения и заботы, как и те, с коими ты имеешь дело всего час-другой. Если у тебя неважно складываются отношения с родными, притворись, что они друзья.

Эта мысль вызвала у Рода ледяной холодок.

— Но это же не так! Они неотделимые части моей жизни — части меня самого!

— Нет! — глаза Саймона вспыхнули, и лицо его стало ликом строгого патриарха. — Никогда ты не должен считать их таковыми! Ибо никто другой не может быть частью тебя; они самостоятельны и отделимы от тебя!

Род просто глядел во все глаза, пораженный силой чувства Саймона.

Саймон медленно покачал головой.

— Никогда не думай, что если ты любишь женщину или она тебя, то она больше не сама по себе, отдельная, самостоятельная.

— Но... но... но ведь в том и состоит цель брака! — заикаясь, выговорил Род. — В том, чтобы двое стали одним!

— Сие грязная ложь! — отрезал Саймон. — Лишь предлог одному поработить другого, а потом заставить ее прекратить быть! Твоя жена тоже отдельная личность, содержащаяся в собственной коже, и она является единым целым существом, отдельным, независимым — той, кто любит тебя, и все же существует отдельно.

Он вдруг улыбнулся, и к нему вернулись теплота.

— Ибо понимаешь, не будь она отдельным человеком, тебя некому было бы любить.

— Но... но слово брак! Разве оно не означает именно это — двух людей, сплавленных друг с другом в единое целое?

Саймон нетерпеливо покачал головой.

— Возможно это слово имеет такое значение. И все же не обманывайся: двое не могут быть одним. Такое невозможно. Признаю, звучит красиво, но достаточно ли красоты, чтобы сделать это верным?

Род уставился на Саймона, пораженный словами старшего.

— А как насчет тебя? — потребовал ответа Саймон. — Правильно было бы кому-либо пытаться сделать тебя, кем-то другим, чем ты есть?

— Нет! Я это я, черт возьми! Если кто-то попробовал сделать меня кем-то другим, он бы ликвидировал меня!

— Значит и для тебя неправильно пытаться заставить другого стать частью тебя! — ткнул в него указательным пальцем Саймон.

Род нахмурился, обдумывая это.

— Если двое человек женятся, — тихо проговорил Саймон, — то они должны получать удовольствие от общества друг друга, а не стараться стать друг другом. — Он снова мягко улыбнулся. — Ибо как можно стать частью кого-то иного, кроме как стерев либо возлюбленного, либо себя?

Род поднял голову, а затем медленно кивнул.

— Твой довод ясен. И относится он, как к моей семье, так и к лорду Керну, не так ли? Он постоянно пытается стать лордом Гэллоугласом — и если б тот сдался, то Род Гэллоуглас перестал бы существовать.

— Ах, вот как? — вспыхнул глазами Саймон. — Значит тебе не по нраву мысль о том, что вы с Лордом Керном сливаетесь друг с другом, сплавляясь, вырастая в нечто более крупное и великое?

— Я б убил того, кто попробовал бы стереть меня с лица земли таким способом! — в гневе вскочил на ноги Род. — Это не сделает меня больше и лучше — это украдет у меня душу!

Саймон лишь улыбнулся гневу Рода, позволяя его силе пройти мимо него, не задевая.

— И все же если сия мысль столь отталкивает тебя, когда речь идет о лорде Керне, который, как ты мне сказал, является твоим другим «Я» — то как же она может быть верной, если та «другая половина» твоя жена?

Род ошеломленно уставился на него, гнев его испарился.

— Дело в жене или детях — или страхе перестать быть?

Род снова опустился и сел, скрестив ноги, настойчиво качнувшись вперед.

— Тогда почему же я прихожу в гнев, когда они соглашаются со мной?

— Потому что когда они противоречат тебе, есть опасность, что переварят тебя самого; но когда они соглашаются с тобой, то именно они могут влиться в тебя.

Род обмозговывал сказанное.

— Так значит дело в угрозе. Я прихожу в гнев, когда возникает угроза.

— Поистине, — согласился удивленный Саймон. — Какое ж еще назначение у гнева?

— Самосохранение, — медленно произнес Род. — Это порыв сражаться с целью избавиться от угрозы. — Рот его дернулся в неожиданной улыбке, а плечи затряслись от беззвучного смеха. — Боже мой! Это мне-то угрожает мой трехлетний сын?

— А разве нет? — мягко осведомился Саймон.

— Это смешно, — посерьезнел Род. — Он никак не может причинить мне вреда.

— О, он может, — выдохнул Саймон. — У тебя в сердце, у тебя в душе — и сильнее всех.

Род изучил взглядом его лицо. А затем сказал.

— Но он же такой маленький, такой ранимый! — А затем задумался. — Но черт побери, об этом забываешь, когда он иной раз выступает с таким проницательным замечанием, что чувствуешь себя глупцом!

Саймон сочувственно кивнул.

— Следовательно, ты должен всегда помнить и говорить себе вновь и вновь: «Он не уменьшает меня», так как на самом деле мы страшимся именно этого, не так ли? Того, что наши «Я» убавят, а если их слишком убавят, они перестанут существовать. Разве не этому мы противимся, разве не от этого охраняет гнев?

— Но это же глупо, — выдохнул Род, — думать, что такой маленький может повредить такому большому — мне!

— Да, — и следовательно, ты должен помнить об этом постоянно всякий раз, когда ты испытываешь хоть маленький признак гнева, — улыбнулся Саймон. — И относится это, как к твоим детям, так и к лорду Керну.

Род сидел молча, зачарованный, а затем медленно кивнул.

— Так значит в этом и состоит ключ к сдерживанию моей вспыльчивости? Нужно лишь помнить, что я это я?

— И что лорд Керн не Род Гэллоуглас. Именно так. — Саймон закрыл глаза и кивнул. — И все же сделать это не так легко, лорд Чародей. Чтобы помнить это, надо быть довольным своим «Я». Ты должен прийти к убеждению, что быть Родом Гэллоугласом очень даже хорошо.

— Ну, это я смогу, — медленно проговорил Род. — Тем более я всегда считал, что быть Родом Гэллоугласом лучше всего, когда он со своей женой Гвен.

— Твоей женой? — нахмурился Саймон. — Сие представляется крайне неверным. Нет, лорд Чародей, если ты полагаешься для ощущения собственной ценности на другое лицо, то ты на самом деле не веришь, будто обладаешь ей. Ты должен радоваться ее обществу потому, что она есть она, и это доставляет удовольствие тебе, что она приятное общество, а не потому, что она часть тебя и не потому что двое вас вместе делают тебя тем, кем хочется быть.